Дорогие форумчане, здравствуйте. Полагаю, что на основании ободряющего ответа от опытного старожила этого форума мне есть смысл поделиться теми воспоминаниями из детства, когда я рос в родительской семье, которые связаны с щекоткой.
Прошу вас, не судите строго мою первую пробу пера.
Хочу сразу оговориться, что "художественная" часть присутствует в моем рассказе в самой незначительной степени. Я описываю лишь то, что является реальными событиями моего детства, ничего не придумываю и не домысливаю.
Я абсолютно убежден, что как и многие наши увлечения и наклонности, мое увлечение щекоткой родом из детства, причем даже конкретнее - из родительской семьи, где закладываются основы сознания и психики.
Так сложилось, что у нас родительской семье, когда я рос, были распространены шутливые игры, когда меня довольно часто (но не подолгу) щекотали, потому что я очень боялся щекотки и от этого звонко хохотал.
В раннем детстве я считал родителей (особенно маму) всем миром, колыбелью в которой я купался безмятежно, ощущая любовь, радость, счастье! И был уверен, что взрослым абсолютно не присущи те маленькие слабости, которые свойственны детям. Это было как будто а подсознательном уровне. И когда родители меня в шутку, чтобы повеселить, щекотали, я совершенно отдавался этому процессу, доверялся этим ощущениям и хохотал безудержно, потому что был абсолютно уверен, что я в надежных руках и никто из родителей не обратит такую шутку мне во вред. Это было полное доверие. И я никогда не ошибался - как только у родителей появлялась хотя бы тень сомнения в том, что мне щекотка нравится, они тут же переставали. Я эти игры просто обожал. Это был тот шутливый, веселый тактильный контакт, который поддерживал ниточку, соединявшую нас - родных и любящих друг друга людей.
При этом до определенного момента у меня даже в мыслях не возникало, что процесс этот может быть обоюдный, то есть что и я могу тоже нежно и ласково в ответ притрагиваться своими перебирающими пальчиками к маме и папе, чтобы и они тоже разделили со мной ответную радость и смех. Я был почему-то уверен, что для таких больших людей (мамы и папы), которые были для меня всем миром, просто не существует таких мелочей, и такой "детской" смешливостью от щекотки они не обладают. Поэтому я никогда до определенного случая, который произошел где-то в мои 5-6 лет, не шутил с родителями с помощью щекотки, предполагая, что это бесполезно и что никакой реакции с их стороны не последует. Но тот случай помог мне развеять этот миф. Для меня, признаться, было удивлением и откровением то, что тогда произошло. Но это в корне изменило мое понимание и убедило в том, что неуязвимость нечувствительность взрослых в отношении щекотки вполне обманчива...
В один прекрасный день я после обеда увлеченно играл в машинки в комнате, где прилегла отдохнуть моя мама. Одна машинка закатилась под ее кровать, и я очень долго вытаскивал ее оттуда. А когда вылез из-под кровати и выпрямился, то к своему удивлению и интересу обнаружил, что нахожусь ровно напротив того места, где из-под одеяла виднеется мамина босая ступня. Увидев это, я, даже не задумываясь, еще будучи мыслями в своей игре, как бы машинально протянул свою руку и легонько дотронулся до маминой пятки. Сделал это, чтобы просто прикоснуться к маме. Каково же было мое удивление, когда от легчайшего касания моих пальчиков мамина нога мгновенно юркнула под одеяло, а мама легонько ойкнула. Мне стало интересно, так как детское воображение нарисовало то, куда она исчезла, в виде какой-то пещеры, и я с зарождающимся интересом исследователя приблизился к кровати и рукой повторил примерно тот же путь под одеяло вслед за только что ускользнувшей маминой ногой. Поскольку видеть, куда рука моя дальше движется, я не мог, пальчики мои продвигались по одеялом "вслепую" и вдруг наткнулись на что-то теплое. Я пошевелил пальчиками, чтобы ощупать и понять, что это за препятствие у меня на пути, и едва-едва коснулся подушечками какой-то мягкой и теплой поверхности, как вдруг под одеялом что-то резко зашевелилось, мама издала сдавленный смешок в голос и стремительно поджала ногу дальше. Я понял, что это ее ногу опять во второй уже раз "согнали" мои пальчики. Но в этот раз я закрепился в довольно необычном наблюдении, которое для себя отметил и в первый раз, а именно, что очень быстрые и резкие перемещения маминой ноги и в первый раз, и во второй раз (уже под одеялом) были вызваны всего лишь легчайшим прикосновением моей руки к поверхности ее ступни. Мне было непонятно, отчего так бурно и стремительно и в первый, и во второй раз мамина ступня юркнула под одеяло всего лишь на из-за того, что мои пальчики едва лишь коснулись ее мягкой поверхности. Это наблюдение вызвало у меня дополнительный исследовательский интерес, и я забрался тихонько на кровать, приподнял одеяло и решил проследить за убранной еще глубже маминой ногой, чтобы понять ее такое "странное" поведение.
Поскольку после моего проникновения под одеяло туда проник свет, я смог там разглядеть некий силуэт и понял, где теперь находятся мамины ноги. Меня очень занимала мысль о неоправданно стремительной, как мне казалось, реакции ее ступни на мои легчайшие прикосновения. Я просто не мог поверить, что так может быть. И решив еще раз убедиться в своих наблюдениях, я тихонько продвинулся ближе, протянул руку и подушечками пальцев дотронулся до свода стопы со стороны подошвы. Реакция на это была молниеносной, к моему сильному удивлению: мама дернула ногой в сторону, но не намного, так как поджимать ногу еще глубже, видимо, уже было некуда. Видя это, я опять прикоснулся к ее стопе, потому что просто не верил тому, что происходит. От этого очередного прикосновения, мне было слышно, мама прыснула в голос, перевернулась и встала под одеялом на колени и стала уползать от меня в сторону изголовья кровати. Я просто не ожидал что мои безобидные действия под одеялом приведут к такой ее реакции. Мне будто бы казалось, что сама мама и ее "недотрога"-ступня не связаны между собой. Поэтому, когда мама начала от меня уползать, я, видя ее удаляющиеся босые пятки, влекомый каким-то добрым азартом, пополз тоже за ними, легонько дотрагиваясь до них снова и снова и перебирая пальчиками по мягкой и теплой поверхности ее ступней. Каждое такое притрагивание сопровождалось маминым хохотом в голос, и ее реакция меня просто изумляла и вдохновляла. Я понимал, что раз мама смеется и хохочет в голос, значит, ей весело и хорошо. Исполненный радостью от осознания своей причастности к такому ее состоянию, я понимал, что сам дарю ей эту радость. Поэтому мои притрагивания к ее ступням стали еще более частыми, а перебирания пальчиками проворнее. Когда мама доползла до конца кровати, она уже безудержно хохотала, потому что в конце я уже, не переставая, бегал ей подушечками пальцев по ступням. На основании своих детских воспоминаний я могу уверенно сказать, что был тогда на седьмом небе от ощущения радости, подаренной любимому человеку, любви, счастья. А когда я вернулся обратным путем и вылез из-под одеяла примерно в том же месте, где я вначале влез под него, то сразу нашел глазами маму, которая с противоположной стороны у изголовья смотрела на меня смеющимися глазами, вся раскрасневшаяся от хохота и на глазах у нее были слезы радости.
При этом у меня все же оставались вопросы о как будто бы неоправданно стремительной и бурной реакции, которую я созерцал у мамы от моих легких притрагиваний к ее ступням. И ощущая неземную радость от того, что я подарил маме смех, разрядку и любовь через такие веселящие воздействия, я вместе с тем задавался вопросом: почему же она так быстро убирала ноги, прячась от моих рук? И почему легчайшее мое притрагивание к поверхностям ее ступней под одеялом вызывало у мамы такой безудержный смех, который она не могла остановить? Для меня это стало величайшим открытием, что мама, которая тогда была для меня безмерно больше меня самого, всем моим миром; доброй, любящей, ласковой, родной, - оказывается, была очень сильно восприимчива к легким будоражащим воздействиям в этих особо чувствительных зонах.
Когда я увидел опирающуюся на руки и колени хохочущую маму, вынырнувшую из-под одеяла после моей "погони" за ее ступнями, я испытывал такую любовь, полноту, радость и мир в душе, который может существовать только между самыми близкими людьми! Мне так захотелось тогда продлить эти драгоценные мгновения, чтобы мама продолжала быть веселой и смеющейся, радостной и раскрасневшейся от эмоций! Ведь до того дня я вообще даже не мог себе представить, что маму в принципе можно таким способом привести в такое состояние. Мне захотелось узнать, не обидел ли я ее таким своими действиями. Я вдруг испугался, что мог перейти какие-то границы, потому что видел, что мама сама удивлена тем, что произошло, и в том числе удивлена своей реакции на все это. Но я только смог вымолвить что-то типа: "Мамуль, почему ты плачешь? у тебя слезы?" А она поспешила меня успокоить и улыбнулась и назвала "Денёчек" (это таким ласковым именем она меня называла - от имени Денис). Сказала затем, что плачет от смеха и радости, от счастья, которые я подарил ей. Уже не помню точно, что именно я ей с удивлением возразил, сказав, что ничего особого, мол, и не делал, чтобы вызвать такой у нее смех. А она, засмеявшись, подняла руку и поперебирала в воздухе пальцами, наглядно дав мне понять, что именно такими прикосновениями к ее ступням под одеялом я и вызвал у нее такую реакцию. И сказала, что ее таким способом очень легко рассмешить. Я слушал ее, завороженный и счастливый, потому что мама была в прекрасном настроении. И что-то такое трогательное предложил ей, сказав: "Мамуль, а давай я буду смешить тебя так каждый день, а?"  На что она рассмеялась и согласилась, только предложила, что и она тоже в ответ будет таким же способом смешить каждый день меня, а вдвоем с ней мы будем смешить папу.

Такой вот рассказ.
С уважением,
Денис